"Поэзия спасает от застоя", Труд

Елена Камбурова представляет свой новый спектакль о России

- «Вот вам, в сотый раз, Россия…» — в самом названии уже слышится не то восхищение, не то укор. Жанровое определение нового спектакля театра Елены Камбуровой еще более интригует: оратория-путешествие для солистов, народного хора и дворовой утвари. О том, в какие глубины Отечества и русской души завело знаменитую певицу странствие по родной поэзии последних двух веков, — наш разговор.

— Елена Антоновна, новый спектакль вашего театра называется непривычно, даже вызывающе — «Вот вам, в сотый раз, Россия…».

— В тысячный раз люди задаются вопросом «Что это за страна»? Думаю, будущие поколения тоже не уйдут от него, потому что страна у нас действительно необычная, с удивительной историей, с невероятными людьми. Нам было важно, чтобы в названии звучало слово «Россия», но хотелось избежать пафоса. В итоге мы взяли в название цитату из знаменитой книги марикза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году», фрагменты которой составляют канву спектакля. Французский литератор и путешественник посетил Россию в 1839-м и беспристрастно описал свои впечатления. Многие русские современники смертельно обиделись, кто-то обижается и сегодня. Хотя многие потрясшие его воображение вещи, пороки и недостатки, которые он описал, мы точно так же можем наблюдать и сегодня. Вместе с тем, в его книге есть и сочувствие, и искреннее восхищение Россией, и вера в высокое предназначение народа. Я очень люблю Россию, вижу это огромное, дышащее существо, невероятно богатое и ресурсами, и талантами. Но… Мы же не можем сказать, что живем в прекрасной стране, где никто не ворует, где есть демократия… Нет этого, к сожалению. А хочется, чтобы было. Когда говоришь о недостатках, то целью является вовсе не вынесение приговора. В критике есть желание лучшего и надежда. Недаром в финале нашего спектакля звучит «Заклятье о русской земле» Максимилиана Волошина, написанное в 1919 году — понимаете, в какое время? Это своего рода наговор, чтобы все было хорошо. Частично молитва, частично заклинание.

— Действие происходит в 19 веке?

— Не только. Есть Кюстин, которого играет прекрасный актер Дмитрий Куличков, многие зрители знают его по работам в театре Табакова. А мне достался взгляд на Россию изнутри, я говорю от имени русских поэтов 20 века, прежде всего Анны Ахматовой. Отправной точкой при составлении сюжета для режиссера Олега Кудряшова послужила параллель в датах: Кюстин приехал в Петербург в 1839 году, а ровно сто лет спустя Анна Ахматова в том самом городе пишет «Реквием», о страшном времени в истории России в ХХ веке. Я читаю фрагменты этой поэмы, про самую большую человеческую боль, которую сегодня, к сожалению, стараются забыть. Раз в году, в день памяти жертв сталинских репрессий, около Политехнического музея собираются люди, произносят вслух имена погибших в лагерях. И в то же самое время вдруг опять поднимается на щит имя Сталина. Вот поразительная страна, что происходит тут с памятью! Помню, как меня потрясло в Польше, в самом центре Варшавы стоит дом, весь изрешеченный пулями. На каждом кирпичике написано – здесь тогда-то было вот то-то. А у нас уже выросло целое поколение, многие представители которого не знают не то что про ГУЛАГ, даже про Великую Отечественную войну! Во времена моей юности многое было сложно — застой, цензура. Но я была воспитана на том, что самая главная ценность – человеческая жизнь, ее духовное обогащение. Сегодня все гораздо сложнее. Конечно, есть исключения, — хорошие школы, лицеи, передачи на телеканале «Культуре», которые уделяют большое внимание памяти, истории. Но этого мало.

— Как сделать, чтобы хорошая музыка, настоящая поэзия звучали шире?

— Телевидение – самый массовый канал и мост между народом и властью. Большой процент того, что идет по этому «мосту», разрушает человеческую душу. Или в лучшем случае ничего с ней не делает. Ну, повеселились, провели время. Все. У канала «Культура» всего 5-6 процентов зрителей. Это о многом говорит. А руководство федеральных телеканалов не хочет менять их политику. Для меня это загадка. Вот мой жанр – не формат, например. Хотя у меня огромное количество песен, которые можно очень интересно снять и показать широкой телеаудитории. Сегодня у многих исполнителей, авторов, обладающих вкусом, опускаются руки. И талантливые композиторы есть, но они не могут пробиться к своему слушателю. Хорошо, у меня есть свой зритель, я гастролирую, меня знают. А другого, нового артиста, который хотел бы петь подобный репертуар, уже ни в один город не возьмут. Потому что он неизвестен и не «сделает кассу». В те самые застойные времена, когда я начинала, меня не знали там, куда я приезжала на гастроли. Но была афиша, где было указано, что я пою Окуджаву, Кима, Цветаеву, Маяковского. И люди шли на имена поэтов, и открывали меня – не по телевидению, а в концертных залах. Теперь не так. Но всегда есть надежда, иногда даже и уверенность в том, что когда-нибудь ситуация изменится к лучшему.

— А почему же интеллектуальные, интеллигентные люди всегда в меньшинстве?

— Так воспитывается нация. Когда я начинала, каждый месяц пела сольные программы в Университете на Ленинских горах. Выступали Окуджава, Ким, мы везде ездили. Сегодня большинство предпочитает попсу. Вот в чем драма. Мы спасаемся в нашем театре, видим наших чудесных зрителей. Три наших спектакля показывали по каналу Культура. Но все это, конечно, капля в море
— Вы общались с Булатом Окуджавой, с Юрием Левитанским, с режиссером Петром Фоменко… Великие — люди другой эпохи?
— Я бы сказала – вечной эпохи. Если выздоровеет страна, то именно за их книгами, мыслями, спектаклями потянется новое поколение. Будет открывать для себя Окуджаву, Левитанского, Самойлова, Цветаеву, вообще всех настоящих поэтов. Ведь не может всерьез считаться поэзией «Снова курю, мама, снова…»?

— У Окуджавы, Левитанского было свое, особое отношение к жизни. Как оно на вас повлияло?

— Они меня воспитали, я воспитанник их поэтической школы. В двадцать лет я оказалась в Москве. Чистый лист. Писала стихи, мне казалось, что они хорошие. Но настоящие стихи начала отличать, когда стала петь Новеллу Матвееву, потом – Окуджаву, поняла гигантскую разницу между ними и, в общем, вполне замечательными эстрадными песнями того времени. Милые, не агрессивные песни звучали повсюду. Но они не стали моими. Моими стали те, где сложнее поэтический язык, где больше тонкости.

— А в каких-то житейских ситуациях эти люди вам как-то помогали?

— Конечно, помогали! Но самую великую помощь мне оказывало и оказывает их творчество. У Левитанского есть строка «Спаси меня, моя работа». Действенное желание. Часто, когда совсем опускаются руки, думаю: «Не раскисать, слушать, смотреть, что-то делать, придумывать, репетировать». Работа спасает.

— Вам и с композиторами повезло. Поете песни Исаака Шварца, работали с Владимиром Дашкевичем.

— Да, мне повезло дружить и работать со Шварцем. А Владимиру Сергеевичу как раз недавно исполнилось 80 лет, мы праздновали. Наше сотрудничество и дружба длиною в жизнь началось с одной песни, потом он написал для меня цикл на стихи Владимира Маяковского из ранней лирики, «Сохрани мою речь» Мандельштама, тоже музыкальный цикл, «Реквием» Ахматовой, другие произведения. Для меня это тоже огромная школа.

— Даже такие авторитеты как Дашкевич не могут повлиять на ситуацию с культурой?

— На днях была презентация его книги «Великое культурное одичание». О бедах нашей культуры и о музыке, конечно. Песня очень серьезно влияет на людей. Другие искусства не исключение. Еще в 80-х годах Фаина Раневская сказала: «Из театра ушло самое главное, ушел трепет». Это слово сегодня совсем не звучит, эти интонации ушли, а если и существуют, то в очень малом количестве.

— Все начинается с детства.

— Конечно. К примеру, у меня есть постоянная зрительница, девочка из Петербурга, она меня слушает с пяти лет. Сейчас ей уже восемь. Неизвестно, что будет дальше. Надеюсь, что влияние телевидения и сверстников ее не испортит. Одно дело, когда человеку за 30 и у него сложились определенные мнения. А в школе куда деваться? Дети слушают попсу, а белой вороной знаете как трудно быть? А убедить своих одноклассников, что есть что-то совершенно другое, не просто.

- Какая музыка звучит в новом спектакле?

— Прежде всего, русские народные песни невероятной красоты. Нам очень повезло с тем, что наша замечательная актриса и певица Татьяна Пыхонина пригласила прекрасных певцов, отлично владеющих народной манерой пения, с которыми она училась в Саратовской консерватории: две Наталии – Бородина и Терещенко, и два Андрея – Зверев и Мартынов. Еще мы взяли маленький фрагмент из «Бориса Годунова» Мусоргского. Ко многим сценам музыку написал наш музыкальный руководитель Олег Синкин. Идеи и музыкальное решение практически всех наших спектаклей принадлежат ему.

— В вашем театре все необычно – от уникального репертуара до оформления зрительского фойе.

— У нас камерное пространство, хочется, чтобы зрители чувствовали, что приходят не в учреждение, а в дом. Сейчас он похож на дом шестидесятников, где много книг, где одно с другим вроде не сочетается, но у каждой вещи есть свое место, немного ностальгии, где-то, может быть, сентиментальность, игрушки, звери и ангелы. Я хочу сделать еще уютнее. Это настроение передается и актерам, даже тем, кто у нас не в штате, приглашенным на спектакль. Им нравится у нас бывать.

Труд
Елена Губайдуллина, 31.01.2014